Мир фантастики Дэна Шорина
Фантастика Дэна Шорина
Вещественное начало
Придумать можно всё, кроме психологии. Перед нами одна из немногих попыток придумать психологию невещественной сущности, инобытие которой происходило до начала Большого Взрыва. Автор постулирует неизменность математических представлений в мире изменяющихся физических величин, и пытается на основе этого допущения создать образец нечеловеческой психологии.
скоба


Два брата

Два брата

Тогда, в сорок втором, когда год считался за век, и за вредность давали фронтовые сто грамм, на латвийской границе, где только сосны и снег, два брата сошлись назло балтийским ветрам. Они были похожи, как бывает похожа родня: светло-русые кудри, слегка заметный акцент. Но между ними границу уже прочертила война. Известная обывателю из кинолент. Война, имеющая значение для страны, и шагнувшая из фронтовых сводок почти в каждый дом. Всю боль и ужас этой страшной войны наш современник может представить с большим трудом. Во время войны матери бросали своих детей, а отцы убивали за кисет табака. Война превратила тружеников в зверей, война окрасила алым цветом снега.
Они шли по касательной, не спеша, тщательно размеряя шаги, почти налегке. У одного на шее висел ППШ, у второго шмайсер был крепко зажат в руке. Они избегали смотреть друг другу в глаза, потому что в глазах может отразиться душа.
– Ну здравствуй, брат, – один другому сказал.
Второй несмело опустил ППШ.
– Какими судьбами? Сколько зим, сколько лет? Ты в красной армии, а вроде был не дурак. Ты помнишь, жил над нами Валдис-сосед. Его перед войной забрали черти в гулаг. Послушай, брат, вся ваша правда в крови. Ну, если хочешь, погляди на свой флаг. Подумай, брат, ты раньше был башковит. Твоя судьба – этап и грязный барак.
– Не надо, брат. Ты был по жизни хитрей, но эта хитрость вышла боком другим. Ты помнишь жил за стенкой Изя-еврей? Ты в курсе, брат? Давай тогда помолчим. Поверь мне брат, нацизм – вселенское зло, он должен быть любой ценой сокрушен. Тебя, мой брат, не в ту тайгу занесло. Ведь ты не фриц, ты был рождён латышом.
– Да, я латыш, не фриц и даже не рус, и у меня есть, брат, своя голова. Не нужен Латвии Советский Союз. Но и Германия нам, брат, не нужна, – он помолчал, потом в котомку полез и вынул фляжку, фронтовую – с орлом, – да, я согласен, я продался в СС. Но даже здесь, брат, я воюю со злом. Они пришли на нашу землю с мечом, чтобы отправить нас в Сибирь, в лагеря. А тех, кто показался им богачом, теперь как саваном укрыла земля. Я знаю брат, что ты дерёшься за них, что красный цвет тебе сегодня милей, но вспомни, брат, об ожиданьях ночных, о стуке сердца и тихом скрипе дверей.
– Не говори мне кто здесь прав-виноват, я как-нибудь пойму и сам, без тебя. Ты помнишь, в Клайпеду вошел штурмотряд, потом три ночи полыхала земля. Там отбирали коммунистов, цыган, евреев, русских… для работ по фронтам. Ты видел, брат, у переправы курган? Так вот, поверь мне, все они сейчас там. Я знаю, ты туда, где лучше пролез, ты с детства был такой деловой. Но все каратели носили форму СС. Вот почему нет смысла спорить с тобой.
Они сидели на промерзшей земле, смотрели в небо и курили табак. Они твердили о жестокой войне, их лица саваном укрыл полумрак. Они упрямо отводили глаза, но где-то там, на дне был спрятан рассвет, они под утро возвратились назад, позёмка тихо укрывала их след.
Они мечтали о свободе страны, о том, чтоб не искать среди соседей врагов. Им суждено пройти весь ужас войны, от Подмосковья до альпийских снегов. Но и сегодня, поколенья спустя, не может быть разрешен этот спор. Всё вроде просто, только выбрать нельзя из пары древних, как история, зол.
 
  © Дэн Шорин 2005–2024