|
Реклама: |
Звёзды для дочки- Папа, а космос – это далеко?
Мы гуляем по парку, и маленькая Инга смотрит на меня влюбленными глазами. Наташа идет рядом, по выражению лица я понимаю, что она не разделяет щенячьего восторга дочери.
- Космос начинается вот тут, дочка, – я хлопаю себя по груди.
- Папа, я хочу в космос!
Поднимаю ее на руки и заглядываю в карие глазенки.
- Если человек к чему-то всю жизнь стремится, рано или поздно он к этому придет. Даже если для этого придется перешагнуть через вселенную.Наташа недовольно бурчит за спиной. Насколько я знаю, сейчас она больше всего на свете хочет отобрать у меня дочку и крикнуть, чтобы я замолчал. Но в органах ей это, конечно, запретили. Они все еще пытаются получить секрет Нуль-Т. Людям порой трудно понять самые простые вещи, они всегда пытаются искать секреты там, где их нет. А для меня многие тайны перестали быть тайнами. После Ветрянки.
- Максим, пожалуйста, не пудри дочери мозги. Инга, девочка, папа шутит.
Наташа совершенно не умеет мечтать. Она никогда в жизни не смотрела в небо.
- Мама, смотри, звезды совсем рядом!
- Максим, отпусти Ингу!
Чаша терпения Наташи переполняется. Сейчас ей плевать на особистов, плевать на всю вселенную. Есть ее ребенок, и есть безответственный отец этого ребенка, который уже не совсем человек и который хочет сделать драгоценному ребенку что-то непонятное – но обязательно плохое.
- Мама, но почему? – хнычет Инга.
- Девочка, мама не видит звезды, – отвечаю я.
- Она слепая? – девочка доверчиво смотрит на меня.
- Нет, дочка, она домашняя.
Наташа забирает у меня Ингу и крепко прижимает к себе.
- Инга, не верь ему, твой папа плохой... человек, – на слове "человек" Наташа делает едва заметную паузу.
- Зато он хороший папа! – заявляет маленькая проказница. – Мама, знаешь, когда я вырасту, я ни за что не буду домашней.
- Максим, что ты делаешь с Ингой? – произносит Наташа назидательно-официально.
- Он меня взрослеет! – отвечает девочка.
Наташа фырчит, а я поднимаю взгляд в небеса. Нахожу взглядом Сириус и перешагиваю через бездну.
Он подошел, когда я через прозрачный купол старбара наблюдал восход Сириуса. Валера всегда находит меня, не знаю, как это у него получается. Думаю, ему помогает кто-то из наших. Впрочем, Валера ни разу не подтвердил это мнение. Как и не опроверг.
- Красиво, не правда ли?
- Здравствуй, здравствуй, – прячу улыбку я. – Как дела?
- В личной жизни или в институте?
- Могу поспорить, что личной жизни у тебя до сих пор нет. Ты трудоголик, Валера, а женщинам нужно иногда уделять время.
- Когда-нибудь найдется та, которая сможет принять меня таким, какой я есть, – улыбается Валера.
- И говорить вы с ней будете исключительно о квантовой физике, – сообщаю другу я.
- Говорить мы с ней будем о жизни. Знаешь, Максим, жизнь нечто большее, чем пришел-ушел-вернулся, даже если каждый твой шаг длиной с десяток светолет. Вот ты о Наташе подумал?
Натянуто улыбаюсь. Ну и кто тянул меня за язык начинать разговор о личной жизни? В некоторых вещах Валера просто невозможен.
- А как дела в институте? – без тени смущения спрашиваю я.
Будь на месте Валеры кто угодно другой, мой финт просто не прошел бы. Но для Валеры работа – все, он просто представить себе не может, что я просто ухожу от неприятной темы.
- Все по-прежнему. Все говорят про колоссальные достижения института пространства и времени, но успехи пока остаются только на бумаге.
- Сегодня все открытия делаются на бумаге, – тяжело вздыхаю. – Времена ученых-одиночек ушли со смертью Альберта.
- Согласен, – Валера долго смотрит сквозь выпуклое стекло купола на медленно выползающий из-за горизонта слепящий диск. – А знаешь, мы почти поняли, как вы ходите.
- Расскажи-расскажи, – я с интересом смотрю на Валеру.
- Электромагнитные поля. Сложная модуляция, способная к созданию информационного двойника. А так как при переходе нарушается закон сохранения энергии, то оригинал просто исчезает, а копия возникает на новом месте.
- Эксперимент "Филадельфия"? – я вежливо улыбаюсь. – По-моему, давно доказано, что это умная мистификация.
Валера смущенно кашляет. Я прекрасно понимаю его. Человечество слишком долго обманывали, и теперь люди не верят простым решениям. Бывает.
К нам подходит официант. Местный. Человек.
- Что изволите? – спрашивает он.
- Дежурное блюдо, – заказывает Валера.
- А мне графин воды, – я вежливо улыбаюсь официанту. И когда он отходит, медленно сообщаю Валере:
- Он из безопасности.
- С чего ты взял?
- Знаю.
Валера задумчиво смотрит на восход.
- Все-таки многое вам дала Ветрянка. Гораздо больше, чем человек может выдержать.
- Не Ветрянка нас научила этому знанию. Земля.
- Земля? – он недоверчиво улыбается.
- Знаешь, сколько раз меня пытались убить?
- Может, это иммунная система человечества?
- Обычная ксенофобия.
Официант приносит заказ. Из тарелки Валеры вкусно пахнет ванилью и какими-то пряностями. Наливаю воды в стакан и залпом выпиваю.
- Чего ему надо? – спрашивает Валера, торопливо жуя.
- Нуль-Т, – отвечаю я. – Новая игрушка для человечества. Не думаю, что он здесь, чтобы причинить мне вред. Просто шпионит. Космическая безопасность наконец-то поняла, что сами они Нуль-Т не откроют.
- Максим, расскажи о Ветрянке, – просит Валера.
- Что тебе рассказать? Про Источник писали во всех газетах...
- Нет, расскажи с самого начала. Я хочу понять вашу мотивацию.
- Мотивацию? – задумчиво гляжу на Валеру.
- Мотивацию, – повторяет он.
- Ладно, слушай.
Первый раз о Ветрянке люди услышали три года назад. "Титан" в тот раз возвращался на полутора тысячах световых со стороны Ядра. Настроение было хорошее, мы открыли три пригодные к терраформированию планеты, а впереди маячил двухгодичный отпуск. Я постоянно торчал на камбузе, пытаясь снять антиалкогольную защиту с синтезатора. Всей команде до чертиков надоел отдающий хвоей самогон, перегоняемый Лыскиным у себя в генераторной, а синтезатор на камбузе был способен выдавать даже марочные вина. Вот только между этой эстетикой и экипажем стоял код, поставленный капитаном Юдиным, убежденным трезвенником и тираном. Согласно теории вероятности, поставленная передо мной задача не имела решения. Пятьдесят триллионов вариантов – это вам не фунт изюма. На практике, вероятно, тоже. Только меня что-то дернуло поспорить с Димкой Аковым, что я этот код сделаю. Наверное, причиной столь опрометчивого заявления был пятый или шестой стакан самогона; впрочем, о мотивах импульсивных поступков я задумывался крайне редко.
Сначала подобрать код мне показалось занятием плевым. Когда дни рождения кэпа, его жены, тещи и старшего сына во всех формах синтезатор принять отказался, я призадумался. Человеческий разум не может охватить пятьдесят миллиардов абстрактных чисел. От силы – несколько тысяч. Только как определить нужную мне комбинацию? Я курил прямо на камбузе, благо Санька Норкин благополучно забил на обязанности кока и целыми днями торчал у себя на каюте, проводя досуг за изучением порнодисков. Скорее всего, я бы переиграл Юдина. У меня тогда был и стимул, и необходимая квалификация, и, как я думал, масса свободного времени. Но судьба распорядилась иначе. Мои потуги прервал противный зуммер.
Сам по себе сигнал маршевой тревоги чем-то экстраординарным не является. Галактика похожа на большую свалку, в которой временами встречается самый неожиданный мусор. Когда этот мусор оказывается на пути "Титана", Юдин включает маршевые двигатели. И корабль слегка подправляет траекторию, избегая нежелательной встречи. Но мое счастливое неведение длилось всего несколько секунд. До того, как я посмотрел на пейджер и зафиксировал плановый промежуток работы маршевых двигателей. Полтора часа. При нашем ускорении за это время можно повернуть под прямым углом. Или обогнуть без потери скорости черную дыру среднего класса.
В рубку я влетел, ровно через три минуты, пренебрегая всеми правилами безопасности. Кроме Юдина здесь сидели особист Симагин и бортмеханик Димка Аков.
- Что за фигня происходит? – от души рявкнул я.
- Сядь в компенсатор, – спокойно сказал Юдин и повернулся ко мне. – Через две минуты включатся маршевые, а кататься по полу во время ускорения достаточно некомфортно.
Я уселся в эластичное кресло гравикомпенсатора и застегнул ремень.
- Ну а теперь мне кто-нибудь объяснит, что случилось? Вы что, черную дыру нашли на занесенном во всех лоции маршруте?
- Не дыру. Планету, – коротко сказал Симагин.
- Ерунда. Откуда здесь взяться планете? Хочешь, я тебе докажу, что все это чушь. Во-первых, пять месяцев назад приведенным курсом шел "Альбатрос". Никакой планеты он, разумеется, не нашел. Во-вторых, чтобы обогнуть по оптимальной траектории планету, достаточно включить маршевые ровно на пять минут. В-третьих, во время проведения штатной корректировки курса присутствие бортмеханика в рубке управления не предполагается.
- Присутствие виртуальщика – тоже, – буркнул Дима.
- А ты посмотри показания приборов, – посоветовал мне Юдин. – А потом делай выводы.
Я надел шлем и считал информацию с корабельного компьютера. Планета была. Без звезды, без спутников. Просто блуждающая планета. А еще в ней имелась какая-то странность. Я не смог сразу понять, в чем дело, но, определенно, что-то здесь было не так.
- Объясните, что происходит, – спросил я.
- Нет, это ты объясни нам, что видишь, – сказал Симагин. – Ты виртуальщик или где?
- В двенадцати градусах относительно курса фиксирую блуждающую планету земного типа. Корректировать курс не вижу необходимости, мы проходим мимо.
Словно в ответ на мои слова включились маршевые двигатели, и компенсатор со свистом принял мой возросший вес.
- Расскажи нам подробнее про эту планету, – попросил Юдин.
- Планета земного типа размером с Марс. Гравитация на поверхности 0,8 же. Атмосфера по плотности близка к земной. По составу ничего сказать не могу, нужно посылать зонд. Температура поверхности около двухсот пятидесяти Кельвин. Атмосферное давление...
- Как ты думаешь, что может поддерживать такую температуру на поверхности планеты, у которой нет звезды? – бесцеремонно прервал меня Юдин.
- Внутренние тектонические процессы? – ляпнул я.
- Чушь, – возразил Юдин. – Источник внешней энергии все равно нужен.
- Ядерный синтез внутри планеты? Масса маловата. Холодный термояд? Считается, что в естественных условиях он невозможен. Единственное объяснение – тектонические процессы. Но хорошо бы посмотреть на это поближе.
- Вот мы и летим посмотреть на это поближе, – ответил Юдин. – Эта планета может оказаться самым громким открытием века.
Капитан как в воду тогда глядел. Ветрянка стала эпохальным событием. А еще судьбой. Говорят, человек сам делает свою судьбу. Я пытался. Не получилось. Мою судьбу сделала Ветрянка. Впрочем, это справедливо для всего человечества.
Валера тем временем переводит взгляд за окно. Сириус будто передумал подниматься из-за горизонта и сейчас медленно отползает назад. Для Валеры это в диковинку. Не удивлюсь, если он это сугубо астрономическое явление припишет моим проискам. Что делать, если сочетание вращения планеты вокруг своей оси, в совокупности с замысловатой орбитой второго спутника временами дают столь незабываемое зрелище. Моей вины здесь нет никакой, я просто люблю смотреть на Сириус. В такие минуты мне кажется, что необратимых поступков в этой вселенной не бывает.
- Откуда она взялась? – Валера переводит взгляд на меня.
- Кто? – теряюсь я.
- Ветрянка. Ты же говорил, что "Альбатрос" ее не обнаружил.
- Может быть, плохо смотрели, – равнодушно замечаю я. – Может быть, она появилась там за эти пять месяцев. Не суть важно.
- Ты что не понимаешь, это же контакт! – Валера в замешательстве.
- Ну да, люди не одиноки во вселенной, есть кто-то еще, старший брат, который будет нас опекать, прогрессорствовать. Ерунда это все! Ветрянка суть зеркало. Мы увидели там всего лишь свое отражение. И перепугались.
- Послушать тебя, все так просто.
- Да не просто все, Валера. Не просто. Я не знаю, откуда взялась Ветрянка, и куда она потом делась. Но даже если бы Ветрянки не было, ее стоило бы придумать. Чтобы мы могли узнать, чего на самом деле стоим.
Ветрянкой планету назвали из-за атмосферы. Скорость ветра на ней даже в периоды затишья не опускалась ниже ста метров в секунду. Моя версия относительно тектоники, казалось, получила первое подтверждение. Вулканическая активность вполне могла быть причиной образования областей с разным атмосферным давлением, следовательно, бешеные ветра были вполне объяснимы. Более-менее приемлемое место для посадки обнаружилось недалеко от экватора. В течение трех дней там стояло безветрие, что для Ветрянки было чудовищной аномалией. Вообще-то, полагалось выяснить, а почему повсюду ураганы, а здесь ни ветерка. Но мы побоялись, что другой такой возможности просто не представится. В первую группу высадки вошли шесть человек. Дима Аков, Паша Круглов, Илья Дегтярев, Илья Лузгин, Роберт Шнитхе и я. Нашей задачей было разведать местность и взять образцы грунта. Ну и дальше – по обстановке.
На грунт мы опустились без особых проблем. Шнитхе, как всегда, поворчал по поводу турбулентностей, но посадил челнок аккуратно. Атмосфера за бортом была вполне сносной, но мы выходили в утепленных скафандрах – снаружи было минус тридцать. А потом мы набрели на Источник.
Первооткрывателем Источника можно считать Круглова. Именно Паше пришла в голову мысль, что прямо в центре зоны спокойствия находится подозрительно правильная долина. Естественно, мы теорию Круглова решили проверить. Других предложений не поступало, а в кромешной тьме нарезать спирали, выковыривая образцы мерзлого грунта, никому не хотелось.Это было совсем непохоже на артефакт. Просто в центре зоны затишья оказалась долина, посреди которой бил родник. Откуда-то из глубины родника пробивался свет, так что стоя возле Источника, мы прекрасно видели друг друга. А потом раздался голос.
Тогда мы не думали ни о чем судьбоносном. Дегтярев что-то болтал про особые свойства воды, позволяющие ей оставаться жидкой даже при сугубо отрицательной температуре. Голос услышали все. Слова звучали совершенно отчетливо, Лузгин умудрился их даже загнать в аудиофайл. Тогда меня просто поразила их банальность. Эту фразу можно было прочитать где-нибудь в детских комиксах. "Перед тобой выбор. Выпей и получишь могущество. Не пей и останешься человеком". Мы обошли родник по кругу. Каждого из нас сверлила мысль "а что если?". А потом мы, не сговариваясь, приняли решение.
- Максим, почему вы не отдадите Нуль-Т людям? – Валера съеживается и внимательно смотрит мне в глаза.
- Хороший вопрос, – улыбаюсь я. – А ответ прост и банален. Человечество еще не созрело.
- А судьи кто? – заносчиво спрашивает Валера. – Почему вы решаете за всех? Да кто вы такие? Случайные баловни судьбы, по воле космоса получившие могущество, и теперь не желающие делиться.
- И Остапа понесло... – ухмыляюсь я. – Ты хоть сам-то понимаешь, о чем говоришь?
- Понимаю. Даже слишком хорошо понимаю. Я считал тебя другом...
- Ветрянка все поставила с головы на ноги, – я наливаю еще воды и залпом выпиваю. – Знаешь, почему Эйнштейн уничтожил открытую им "единую теорию поля"? Потому что человечество не созрело.
- Эйнштейн сделал изобретение сам, а вы его украли.
- Ты так считаешь? – я непроизвольно улыбаюсь.
- И не надо лыбиться. Ветрянка поднесла Нуль-Т человечеству на блюдечке. А вы решили оставить его себе.
- Человечество не прошло испытания.
- Это вы не прошли испытания. Вы перестали быть людьми. Человечество всегда стояло на титанах. На людях, которые оказались выше своей эпохи. А вы... Вы антититаны. Титаны со знаком минус.
Валера вскакивает со стула и, не оглядываясь, выходит из зала.
- O, sancta simplicitas! – раздается у меня за спиной голос Симагина.
Только его мне не хватало для полного счастья. Рука машинально тянется к кобуре с шестизарядным глокком. С некоторых пор я постоянно ношу его с собой. Почему я остановился именно на глокке? Естественно, из-за магазина. Пять пуль – мало. Семь – слишком много.
Председатель совета миров садится напротив и кладет локти на стол. Поднимаю глаза и холодно смотрю на Симагина.
- Чего тебе надо?
А он улыбается. Почему отрицательные герои всегда улыбаются? Может, потому что они уверены в себе? Ничего не боятся, ни в чем не сомневаются. Совесть находится в зачаточном состоянии, амбиции обнимают галактику. Противно.
- Ничего, – Симагин опять улыбается. – Хотел посмотреть, как от тебя отвернется последний друг. Это забавно.
- У меня много друзей, – автоматически отвечаю я.
- Давай посчитаем, – Симагин растопыривает пятерню. – Круглов, Аков, Дегтярев, Лузгин, Шнитхе. Пальцы кончились, друзья тоже.
- Ошибаешься, – моему голосу не хватает уверенности.
- Это ты ошибаешься, щенок, – Симагин умеет заставить почувствовать себя ничтожеством. Несколько слов, несколько случайных взглядов, и ты смешан с грязью. – Других друзей у тебя нет. Тебе не нужны друзья. Ты пытаешься противопоставить себя людям. Потому что сам уже не человек. Ты – выродок. Космополит. Ничтожество. Слово "родина" для тебя ничего не значит.
- Не значит, – покорно соглашаюсь я. – Но еще меньше для меня значат твои идеалы, Симагин. Потому что ты как был жандармом, так им и остался. И таким умрешь. Ты просто не сможешь понять Нуль-Т.
- А ты попробуй объяснить. Без этих своих "почувствовать прикосновение звезд сердцем".
Долго смотрю на Симагина. Он так ничего и не понял.
- Без "этих своих" не могу.
- Или не хочешь?
- Или не хочу.
Других доводов Симагин понять не способен. Он морщится, словно от зубной боли.
- Ты сам подталкиваешь нас к крайним мерам.
- А ты попробуй арестуй меня, – я широко улыбаюсь. – А я пройду сквозь стены твоей тюрьмы, потому что у меня есть Нуль-Т.
- Знаешь, Максим, иногда мы можем воздействовать через близких людей.
- Ты сам сказал, у меня нет друзей, – отвечаю я. – А упомянутая тобой пятерка способна о себе позаботиться.
- У тебя есть дочь, – мимоходом замечает Симагин.
- А ее ты не тронешь. Сказать почему? Потому что у тебя есть сын. Ради его блага оставь в покое Ингу.
Симагин смотрит на меня тяжелым взглядом.
- Тебе говорили, что ты чертов ублюдок?
- Если ты пришел сюда, чтобы рассказать мне об этом, иди гуляй.
Сириус тем временем вторично выползает из-за горизонта. Наслаждаясь моментом, гляжу на светило.
- А ты не боишься, что я решу, что благо цивилизации важнее жизни моего сына? – спрашивает Симагин.
- Не боюсь. Потому что ты тоже был на Ветрянке.
- Не хочу вспоминать об этом.
- Именно поэтому вы никогда и не поймете Нуль-Т, – сообщаю я.
- Почему "вы"? – кривится Симагин. – Ты имеешь в виду человечество?
- Я имею в виду вторую группу высадки.
Примерно через час, после того как мы обнаружили Источник, совершил посадку второй челнок. Изначально его спуск в гравитационный колодец Ветрянки не планировался. Впоследствии мы с ребятами обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что Симагин напихал в наши скафандры жучков. И получив данные телеметрии, тут же рванул вниз.
По возможности, он, конечно, подобрал бы экипаж из своих людей. Вот только команда челнока формируется согласно штатному расписанию, и ни малейшего шанса обойти процедуру у Симагина не было. Да и время его поджимало – мало ли что мы успеем натворить с артефактом иной цивилизации. Хотя правильнее будет сказать "предположительно артефактом предположительно иной цивилизации". Тогда у нас не было ничего кроме предположений. Да и сейчас много ли мы знаем о Ветрянке? Короче, кроме Симагина на поверхности оказались Евсеев, Гришин, Полухин, Жаворонков и Лимонов. Как они нашли Источник, мы не знаем. Сперва мы их банально прошляпили, пребывая в состоянии эйфории. А потом что-либо предпринимать было уже поздно.
Когда Дима Аков заметил их, они стояли вокруг источника и слушали голос. И остановить вторую группу высадки мы были уже не в силах. Я часто задумываюсь над тем, почему две группы людей одного статуса, одного социального положения в критических ситуациях принимают полярные решения. Может быть, судьба каждого человека предопределена от рождения? Вот родился фрукт по фамилии Симагин, и у него на роду было написано, что он должен оказаться на Ветрянке и сделать выбор. И существует специальный подген, отвечающий за этот выбор. Конечно, я прекрасно понимаю, что футурогенетика – это всего лишь лженаука, вошедшая в моду в начале двадцать второго века. Но иногда так хочется все свалить на природу; хочется верить, что люди не виноваты в том, что они такие свиньи.
- Скажи мне, почему вы сделали это?
Председатель совета миров Симагин долго молчит, потом задумчиво смотрит на меня.
- Сделали что?
- Знаешь, вот только красивые слова оставь для общественности, – взрываюсь я. – Мы оба были на Ветрянке. И ты прекрасно знаешь, что не первая, как считается официально, а именно вторая группа высадки пила из источника. Мы сделали свой выбор – остались людьми. И в качестве утешительного приза получили Нуль-Т. Вы – пили из источника, и людьми быть перестали. Что вы получили от этой сделки, трудно сказать. Но в любом случае – немало. Иначе ваша шестерка не стояла бы сейчас на вершине власти.
- Человечество само выбирает себе правителей, – жестко говорит Симагин. – Ты сейчас себе представил горстку инопланетян со склизкими щупальцами, в одночасье захвативших федерацию. Хочу тебя разочаровать, самое совершенное оборудование не нашло никаких аномалий. Мы люди, Максим. Люди.
- Это физически. А морально?
- Раньше с тобой было проще общаться, – вздыхает Симагин.
- А с тобой всегда было трудно, – парирую я. – Лучше скажи мне, почему в результате случайной выборки первая группа единогласно принимает одно решение, а следующая – прямо противоположное. Тебе не кажется, что здесь пахнет мистикой?
- Первооткрыватели всегда получают славу, а сливки снимают идущие следом. Таковы законы общества.
Сириус уже поднялся над горизонтом. Прозрачный купол стал слегка матовым, защищая клиентов старбара от жестких излучений. Встаю из-за стола и перешагиваю через пространство. Хочу увидеть Ингу. Симагин меня всерьез напугал, своими разговорами о методах непрямого воздействия. Где ты, моя дочурка?
Инга сидит в саду и обдирает кусты сирени. Ветки тугие, не хотят гнуться, Инга, прикусив губу, пытается сделать из них грубое подобие венка.
- Давай помогу!
- Папка! – восторгу дочурки нет предела. Она виснет у меня на шее и заглядывает мне в глаза. – Я знала, что ты придешь!
- И откуда же? – спрашиваю я с долей иронии.
- Чуйствовала.
Именно так, не "чуяла" и не "чувствовала", а именно "чуйствовала".
- А что ты еще чуйствовала? – смотрю на дочку, слегка прищурившись.
- Что ты не пил водичку.
Мою беззаботность как рукой снимает.
- Послушай Инга, это очень важно. Откуда ты это знаешь?
- Мы в вас игрались.
- Игрались? – настороженно переспрашиваю я.
- Это Колька Аков выдумал.
Колька Аков – сынишка Димы Акова. Сколько раз я слышал от Димы о его талантах и вот на тебе...
- Инга, а кто с вами еще играл?
- Света Лузгина, Ира Полухина, Андрей...
- Симагин, – машинально подсказываю я.
- Андрей Симагин, Ева Шнитхе... Я всех фамилий не знаю.
Инга смотрит на меня виновато.
- Расскажи, как вы игрались.
- Колька сначала придумал планету с родником. Кто выпьет из этого родника, становиться плохишом, и получает какую-то способность. Потом он объяснил, что плохиши всегда имеют способности. А кто не выпьет, тот тоже получает способность, но другую... Это чтобы плохиши сразу не победили.
- И как вы играли?
- Света сказала, что мы еще маленькие, а с маленькими чудеса не случаются. И что мы должны играть за родителей. Я играла за тебя, папка! Я хорошо играла?
- Ты просто замечательно играла.
Крепко прижимаю дочку к себе.
- Инга, скажи мне, а как вы определяли, кто будет хорошим, а кто – плохим?
- Мы посчитались. Я была хорошей.
Вот вам и стопроцентная выборка, ниспровергающая теорию вероятности. Они посчитались. Долго рассматриваю Ингу. У неё действительно есть способности. Через пару десятилетий этим детишкам будут принадлежать звезды. А может, даже и раньше.
В голову приходит бредовая мысль.
- А сегодня вы будете еще играть? – спрашиваю у Инги.
- Ага, – девочка энергично кивает.
- Хочешь, я научу тебя играть в войнушку?
Достаю глокк и протягиваю его девочке. Почему я чувствую себя в этот момент последним мерзавцем? Наверное, потому что сумел остаться человеком. Не иначе.
| ||||||||
| |||||||||
публикация в журнале «Полдень. XXI век» (#4, 2011 год)
озвучен проектом «Экспрессия» (2013 год)