Дэн Шорин: Брат за брата

Брат за брата
Катафалк был высечен в скале, на высоте в половину человеческого роста. С одной стороны огромный базальт, уходящий высоко в небо, с другой – бескрайняя пустыня. И крохотная ниша для гроба. По задумке каменотёса это место должно означать окончание жизненного пути, вызывать душевный трепет. Каменотёс был наемным, из космопорта. Он не понимал, что путь каждого из нас закончился, когда мы оказались в этой чертовой пустыне, а остаток отпущенного нам срока – лишь агония.
Внутри катафалка стоял гроб. Возможно, самое высокотехнологическое устройство на пару сотен миль вокруг. В гробу лежал мой брат.
Нельзя сказать, что я любил брата. Он всегда казался каким-то заумным и чересчур правильным. Но после пиратского рейда по лунам Зевса, после бегства на Зулту, после выпившей надежду пустыни остаться одному казалось катастрофой. Я не плакал. Слёзы – это первое, что забирает пустыня. За ними следуют разум, душа и жизнь. Не обязательно в таком порядке.
К катафалку вышел Ибрагим, пожилой – лет за тридцать – пустынник.
– Пустыня забирает лучших. Вечная память.
За ним последовала Виктория, девушка моего брата. У неё не нашлось слов, она просто несколько минут стояла, облокотившись на гроб, потом молча махнула рукой, поправила челку и отошла в сторону. Алишер – мастер меча – вышел к гробу и разразился пространной речью, какая это честь погибнуть в бою. По словам Алишера, брат сейчас находится в садах на берегу полноводной пресной реки в окружении прекрасных девственниц. Когда дошла моя очередь, я подошёл к гробу и, как мне казалось, прошептал три слова. «Я отомщу, брат». Когда я отошел от гроба, вокруг стояла тишина. Я при свидетелях бросил вызов убийце брата Джеймсу, одному из сильнейших мечников планеты.
Мои пальцы отыскали крохотный рычажок с правой стороны гроба. Изнутри раздался размеренный гул. Когда всё стихло, я открыл боковую панель гроба и вынул погребальный мешок. Внутри была мелкая пыль.
– Возвращайся в пустыню, Ян, – сказал я традиционные прощальные слова и открыл мешок. Прах полетел по ветру, покрывая собой скалу, песок, камни.
– Ян умер, чтобы мы могли жить, – сказал я, когда прах осел на землю. – Так утолим же жажду водой, которую он для нас сохранил.
Маленький кран находился на самом краю гроба. Я поднес к нему стакан, и в него заструилась прозрачная жидкость. Внутри гроба идеальные фильтры – вода в стакане ничем не отличалась от водопроводной воды космопорта. Стараясь не думать, что недавно она была моим братом, я сделал глоток. Тёплая жидкость потекла в желудок, вызывая легкие спазмы – скорее психологического свойства. Я протянул стакан Ибрагиму и опустил взгляд вниз. Стакан прошел по кругу. Каждый пустынник сделал свой глоток. На этом официальные проводы закончились. Возвращаясь в лагерь, я подошёл к Алишеру и попросил его:
– Научи меня драться мечом.
Алишер кивнул. Так я ступил на путь меча.
На следующий вечер Алишер приобрел у купца двух лошадей, навьючил меха с водой и мы поехали вглубь пустыни. Ночь – это единственное время суток, когда по пустыне можно путешествовать, не опасаясь свалиться от теплового удара. Когда у лошадей хватает сил для дальних поездок. Когда висящие в небе две луны мягко освещают причудливые каменные глыбы, похожие на призраки прошлого. Когда мелкие грызуны вылезают из своих нор в поисках скудной растительности. Ночью пустыня оживает.
Мы скакали до рассвета. Обе луны скрылись за горизонтом, и я давно потерял направление. Всё внимание было сосредоточено на том, чтобы удержаться в седле. И когда на востоке забрезжили первые лучи восходящего солнца, мы подъехали к большому скальному массиву с алой, как кровь, породой.
– Приехали, – сообщил мне Алишер.
Я с облегчением спрыгнул на камни.
– Урок первый. Или лучше сказать, испытание. Твоя задача – живым вернуться в лагерь. Справишься – станешь моим учеником.
– Зачем? – только и смог спросить я.
– Нет смысла учиться драться с людьми, если ты беспомощен против пустыни. Подружись с ней, стань её частью, и пустыня будет самым верным твоим союзником.
Алишер, не слезая с коня, взял за поводья мою лошадь.
– Ты оставишь мне воду? – спросил я.
– Ах, да, держи, – Алишер отцепил от седла один из мехов и вылил воду на камни. – Не знаю как это пригодится, но раз ты просишь...
Путешествовать по пустыне днём – это самоубийство. Эту истину стараются донести до каждого, кто пересекает ворота космопорта. Голограммы мумий, высушенных местным светилом, весьма убедительны, скептиков обычно не находится. Поэтому я нашёл в южной части скального массива небольшую пещерку и устроился в ней на дневку. В южном полушарии солнце в полдень уходит на север, оставляя с противоположной стороны живительную тень. Мне удалось даже немного поспать. Когда светило опустилось за горизонт, я был готов к покорению пустыни.
Казалось бы, шансы вернуться в лагерь стремились к нулю. Легче отыскать иголку в стоге сена или археологический памятник на необитаемом спутнике газового гиганта. Однако, задача была значительно проще. Достаточно выйти к ближайшему поселению, а там есть вода, лошади, карта местности. Поэтому я пошёл на север. Так сложилось, что именно около экватора был единственный солёный водоём на планете, чуть южнее находился космопорт, так что поселения были разбросаны именно в той зоне.
У ночных путешествий по пустыне есть существенный недостаток – плохая видимость. Нет, споткнуться здесь не грозит, это всё-таки не горы с их покрытыми мраком извилистыми тропинками, на каждом шагу усыпанные камнями. Луны дают достаточно света, чтобы устоять на ногах, но вот пройти буквально в нескольких милях от поселения и не заметить его можно запросто. Через два часа ноги ломили от напряжения. Через три – я основательно замёрз, и только равномерное движение позволяло мне хоть как-то согреться. К утру я напоминал себе хромого калеку, движимого только неуемной жаждой жизни.
Солнце в пустыне не восходит, оно выпрыгивает из-за горизонта: секунду назад его не было, и вот сияющий шар полностью виден путнику. Виной всему какая-то дымка, преломляющая солнечные лучи. Затем сразу светлеет – резко, без утренних сумерек. Восход солнца – это сигнал для всего живого, что пора забиваться по норам, ямам, трещинам. Через несколько часов грунт нагреется, а температура резко подскочит до пиковых значений.
Как только стало светло, я оглядел окрестности в поисках места для днёвки. И около одного из скальных массивов заметил дымок. Небольшой лагерь был разбит совсем недавно: ветер ещё не успел присыпать следы вокруг просторной палатки. Маленький костер, заботливо обложенный камнями, уже прогорел. Я вывалился к лагерю, ковыляя, как зомби. Из палатки высунулась женская голова.
– Реон, у нас гости.
– Я заметил, – раздался голос у меня за спиной.
Я обернулся. Молодой мужчина с мечом в руках вопросительно смотрел на меня. Могу поклясться, секунду назад его там не было.
– Помогите, пожалуйста, – попросил я. – Мне надо добраться до людей.
– Испытание? – спросил мужчина.
– Лошадь сдохла, – соврал я, опасаясь, что услышав об испытании, они оставят меня умирать прямо здесь. Я ненавидел Зулту, ненавидел пустыню, ненавидел живущих в ней людей, ненавидел местные традиции. – Вторую ночь топаю на север.
– Присаживайся, – сказал пустынник, указывая на большой плоский камень. – Меня зовут Реон, это моя жена Виктория. Пить хочешь?
Я поспешно кивнул. Реон на минуту скрылся в палатке, а потом протянул мне стальную флягу. Смакуя воду, я пил её мелкими глотками.
– Ближайший город – Вандо, в десяти часах к западу. Увидишь его издалека – там скважина с огромной вышкой.
– В Вандо лошадь и припасы купить можно?
– Вполне. Только градоначальника не задирай, у него свои тараканы.
– Целый выводок тараканов, – улыбнулась Виктория. – Поэтому мы ночуем в пустыне, а не в городе.
– Злые тараканы? – уточнил я.
– Очень, – кивнул Реон. – Запрещает проносить в город оружие. Вызов на дуэль в Вандо приравнивается к покушению на убийство.
– Пацифист, короче, – хмыкнула девушка. – И, имей в виду, меч там не купишь. Ни за какие деньги.
Дневал я вместе с супругами в палатке, а уже под вечер отправился в направлении Вандо. Флягу Реон мне подарил, наполнив её до края, так что с водой проблем не было. Я упрямо шагал на запад, и незадолго до восхода, увидел ярко блестящую в солнечных лучах верхушку буровой вышки.
Десятка три небольших домов, харчевня да трехэтажная ратуша в центре – вот и весь Вандо. Впрочем, водопровод здесь был – а большего для жизни и не надо. Интересно, какой у них приход воды? Если больше двух литров в день на человека, так просто райское место. Впрочем, оставаться здесь я не собирался, поэтому решительным шагом направился к ратуше. На входе меня обыскали два мордоворота, и не обнаружив ни малейшего признака оружия, нехотя пропустили внутрь.
Градоначальник внушал уважение. Он был толст и лыс, на его столе был идеальный порядок, а шкаф был заставлен широкими папками.
– Слушаю вас, – его слова звучали сухо и надменно.
Но уж с таким-то типом людей я разговаривать умел.
– Я бы хотел сделать благотворительный взнос на благо города Вандо и его руководителя... – произнёс я заветную фразу.
– Гордон Персон к вашим услугам.
– ...и его руководителя Гордона Персона, – завершил фразу я, доставая банковскую карту.
Со времен пиратской молодости у меня на счету осталась приличная по меркам этого захолустья сумма, и сейчас я, не сомневаясь, расстался с малой её частью.
– Очень хорошо, очень хорошо, – лицо градоначальника буквально лучилось обожанием. – Я могу вам быть чем-то полезен?
– Ничем, – вздохнул я. – Если только советом.
– Я весь внимание.
Я уселся в мягкое кресло и выпалил:
– Моего брата убил один из местных бандитов. Представил дело, словно это была дуэль и ушёл безнаказанным.
– Рассказывайте подробно.

Четыре дня назад

В трактире «Пьяный лотос» было малолюдно, как, впрочем, и всегда в светлое время суток. Кто-то спит, кому-то просто лень в такую жару выходить из дома. Веселье в таких заведениях обычно начинается с наступлением темноты. Поэтому когда я увидел, что наше с Яном любимое место – напротив настоящего аквариума – занято, то несколько удивился. Молодой парень в невзрачной одежде увлеченно уплетал синтетический бифштекс. Мне он сразу не понравился, было в нём что-то от хищника. Когда мы в космосе грабили яхты, такие твари дрались до последнего, пытаясь забрать с собой хоть кого-то из призовой команды. На лавке рядом с парнем лежал меч, простой, без излишеств. Его лезвие было обмотано толстой пористой тканью. Два дня назад мы заключили выгодную сделку, облагавшую налогами пару маленьких городков и сейчас отдыхали душей и телом.
– Доброго здоровья. Чего господа желают? – поприветствовал нас трактирщик.
– Как обычно, – сообщил Ян. – Ты знаешь. И освободи наше место.
– Не могу, господа. Он молод, у него меч, а у меня ревматизм.
– А мордоворотов под рукой ты держишь исключительно в целях благотворительности? – спросил я.
Под мордоворотами я понимал парочку вышибал, постоянно проживающих в съемных комнатах на втором этаже. От них требовалось одно – на корню гасить все конфликты, возникающие в трактире. Вышибалы были типичными пустынниками: высокими, мускулистыми, с вечно угрюмыми лицами. Я видел, как они выполняли поручения трактирщика и не сомневался, что по первому его слову наглый юнец окажется на улице.
– Он первым занял место, они не будут вмешиваться. Кодекс пустынника.
– А если он нападет на других посетителей, они тоже не будут вмешиваться? – Ян начал закипать.
– Нападёт – вмешаются, – лаконично сказал старик. – Не нападёт – нет.
– Тогда пусть будут готовы, – ухмыльнулся брат, быстрым шагом пересек таверну и уселся напротив парня. – Ты занял наше место.
– Доем – уйду, – парень дерзко поднял глаза на Яна.
– Ты не понял, – в голосе брата звучала сталь. – Ты занял наше место. Чем будешь платить?
– У меня ничего нет, – сообщил парень, продолжая жевать.
– А это? – Ян потянулся к мечу.
– Неет! – выкрикнул трактирщик, и в этот момент брат взял в руки оружие.
– Я, Броук Камингем, вызываю тебя на дуэль, – четко произнес парень. – До смерти любого из нас.
Как я узнал позднее, дуэльный кодекс на Зулте прост. Любой пустынник может бросить вызов, от которого нельзя отказаться. Единственное условие – вызываемый должен быть вооружён холодным оружием. Мелкий ублюдок просто провоцировал Яна, и в тот момент когда брат взял меч в руки, звёзды сошлись роковым образом. Самой дуэли я не видел, они просто ушли в пустыню, из которой убийца вернулся один. Чуть позже принесли тело брата с выпущенными кишками. Я тряс за грудки трактирщика, требуя разобраться с убийцей, но это закончилось лишь тем, что меня до вечера заперли в комнате на втором этаже. А потом были похороны.

Гордон Персон, выслушав историю, сочувственно кивнул.
– Каков подлец! Вот именно поэтому в Вандо установлен запрет на холодное оружие, чтобы у таких паразитов не было ни единого шанса убивать горожан.
– Это, несомненно, мудрое решение, – согласился я. – Вот только брата мне не вернуть.
– Полагаю, вы хотите отомстить? – спросил градоначальник.
– Несомненно. Я по дурости даже записался в ученики к одному из мечников, но он вывез меня в пустыню и бросил умирать без воды.
– А чего ещё вы ожидали от этих анархистов? Могу обрадовать, у меня для вас есть решение. Суд присяжных.
– Суд присяжных? – переспросил я.
– Он самый. В свободной форме обратимся в стражу одного из крупных городов, что твой брат был обманут и убит.
– За время, проведенное на планете, у меня возникло стойкое впечатление, что пустынники покрывают друг друга.
– Поэтому присяжных придётся подкупить, – заявил Персон, уставившись куда-то в потолок.
Когда чиновник предлагает дать взятку постороннему человеку, никак с ним не вязанному, возникает обоснованное подозрение, что здесь что-то нечисто. Единственное исключение – если средства идут через его руки. Поэтому следующий вопрос звучал вполне естественно:
– Поможете?
– Разумеется, – Гордон Персон выразительно посмотрел на меня.
– Сколько?
Сумма, написанная на салфетке впечатляла. По местным меркам, разумеется. Я сделал перевод не раздумывая. Кинет – ему же хуже. Проверив сумму, Персон заулыбался.
– Предлагаю вам пока отдохнуть от дальнего пути в гостевой комнате, а я пока свяжусь с нужными людьми. К вечеру будьте готовы, мы поедем в Стоннвиль.
Гостевая комната ратуши оказалась ничуть не лучше каморки в трактире. Видимо, на гостях здесь экономили. Впрочем, я уже привык к аскетизму пустыни, а после двух суток в пустыне деревянное ложе размерами метр на два покрытое наполненным мелким песком матрасом показалось мне весьма привлекательным. Я уснул почти сразу.
Выехали мы вечером. Нас сопровождали два охранника, вооруженные двузубыми пиками, чем-то напоминавшими вилы. Я для себя сделал две отметки: во-первых, городские правила на Персона и его подчинённых не распространяются, а во-вторых, сидя на лошади лучше иметь в руках что-то более длинное, чем простой меч. Дорога прошла даже скучно: мы никого не встретили кроме пары сусликов да какой-то крупной ящерицы, при виде нас ввинтившейся в трещину чуть ли не в половину её размера.
Стоннвиля мы достигли к утру. Лейтенант городской стражи приветливо кивнул Персону, и проводил нас в таверну. Следующие два дня прошли в благословенном ничегонеделанье. Персон куда-то ходил, о чём-то договаривался, а я просто лежал на кровати и плевал в потолок. На третьи сутки нас привели на арену.
Это был зал суда, но тогда он у меня вызвал четкие ассоциации с ареной. Круглая площадка под открытым небом, вокруг которой разместились небольшие трибуны. Две отдельно стоящие ложи, одна из которых пестрила формой городской стражи, а вторая была заполнена людьми в неприметных одеяниях.
– Присяжные, – шепнул Персон, перехватив мой взгляд. – Судьи на процессе не бывает, только преступник, обвинитель и присяжные. Ну иногда ещё адвокат, если преступник из богатеньких.
На арену вывели мелкого ублюдка, закованного в наручники. Стражник толкнул его в спину, пустынник упал на колени.
– Процесс Броука Камингема объявляю открытым, – объявил давешний лейтенант. – Хочу представить уважаемой публике присяжных. Сегодня в ложе присяжных находится: Альфред Поалини, сорок второй меч Зулты. Джек Силли, семьдесят четвертый меч Зулты...
Лейтенант перечислял имена, а я тихонько офигевал. Какого хрена они вместо обывателей напихали в состав присяжных бойцов, причём неплохих бойцов судя по рангу.
– У нас ответственная система правосудия, – сообщил мне Персон. – Если присяжные выносят обвинительный приговор, они сами же и должны привести его в исполнение – здесь, в зале суда. Причём, только те, кто произнёс слово: виновен. Подсудимый же получает в руки меч и может защищаться, попытавшись забрать с собой одного или нескольких присяжных, вот поэтому все присяжные бойцы...
И поэтому их подкуп так дорого стоит, расшифровал я недосказанное.
– А если обвиняемый победит присяжных?
– Его признают невиновным, – сообщил Персон. – Такое, к сожалению, несколько раз случалось, но сегодня нам это не грозит. Мы успели подобрать неплохую коллегию.
Тем временем представление присяжных закончилось, и лейтенант перешёл к делу.
– Сегодня мы обвиняем Броука Камингема, сто тридцать второй меч Зулты. Броук обманом заставил Яна Крокеда взять в руки свой меч, после чего бросил ему вызов на дуэль и безжалостно убил. Я прошу господ присяжных разделять букву и дух дуэльного кодекса. Этот процесс призван защитить его дух, его суть, его первоосновы. Правило, что вызов на дуэль можно бросить только вооруженному человеку призвано защитить гражданских, тех кто не носит оружие. Нельзя сунуть свой меч в руки первому встречному и потом убить его. Это не дуэль, это убийство. И я призываю уважаемых присяжных признать Броука Камингема виновным в убийстве первой степени и наказать убийцу.
– Броук Камингем, вы признаёте обвинения? – прозвучал вопрос из ложи присяжных. Говорившим был Полиани.
– Я не убивал Яна Крокеда, – сквозь зубы процедил ублюдок.
– Он дурак, – прошептал Персон. – Единственная его линия защиты должна была ссылаться на то, что у твоего брата было в руках оружие, и что он не знал, что твой брат не боец.
– Прошу присяжных выслушать свидетеля, – широко улыбнулся лейтенант.
На площадку вышла Виктория. Она плюнула в сторону мальца и произнесла:
– Я лично видела труп Яна Крокеда. Они с подсудимым ушли в пустыню, а когда я прибежала на место дуэли, всё было кончено. Ян лежал на камне с перерезанным горлом, а этот подонок полировал свой меч.
– Я не убивал Яна Крокеда.
– Полагаю, нам всё понятно, – Полиани был бесстрастен. – Виновен.
– Виновен. Виновен. Виновен... – Одиннадцать из двенадцати присяжных вынесли вердикт.
Только один пустынник посчитал мальца невиновным. Я перевёл взгляд на Персона, тот потёр кончики пальцев друг о друга, мол, не хватило денег.
– Броук Камингем призван виновным в инкриминируемых ему деяниях, – провозгласил лейтенант. – Прошу всех присяжных, кто сказал «виновен», спуститься вниз.
Правосудие было коротким. Убийце вернули меч, но противопоставить одиннадцати профессиональным воинам он ничего не смог. Буквально несколько ударов, и справедливость восторжествовала.
Пираты – народ суеверный. В космосе довелось повидать всякого, а предсмертных проклятий от экипажей захваченных кораблей на каждом из нас висел не один десяток. Но в призраков я не верил. Правда, когда в окно моей комнаты запрыгнул человек в капюшоне, меня пробила крупная дрожь.
– Узнал? – Ян показал лицо, и я вжался в стену. – Не бойся, я живой.
– Я видел твой труп.
– Клон. Выращенное в пробирке тело без разума и рефлексов. Я заплатил мальцу, чтобы он помог инсценировать мою смерть и потом держал язык за зубами. Как хорошо, что у мальчишки оказались такие старомодные понятия о чести: он умер, но не выдал меня.
– Зачем? – спросил я.
– В космопорт пришёл запрос на экстрадицию по наши души. По линии ГОБОТ.
– Антитеррор? Они-то к нам каким боком?
– Теперь они борются с пиратством. Кстати, спасибо тебе. Суд присяжных официально установил факт моей смерти, свидетельство ушло в космопорт, меня искать не будут.
– А меня? – выцепил я самое главное в этой истории.
– А тебя будут. Рекомендую найти самую глубокую нору в этой пустыне и забиться в неё на пару лет. Удачи тебе, Мартин. Ты оказался небесполезен, мне будет жалко, если тебя поймают.
Ян выскользнул в окно, а я улегся на кровать и долго смотрел в потолок. Потом начал собирать вещи. Через двое суток я вошёл в шатер Алишера.
– Я вернулся, учитель. Научи меня жить в пустыне.
2018 год
  © Дэн Шорин 2005–2024