Дэн Шорин: Истории

Хмурый японец чётки сжимает, а на щеке слеза,
Бог говорит с Такаси Нагаи, глядя ему в глаза.

Бог говорит, что все христиане соли земной сродни.
Греет моторы на Тиниане лётчик Чарльз Суини.

Если тебя враги истязают, смирно прими удар.
Бог говорит с Такаси Нагаи, в небе летит «Бокскар».

Буду с тобою в счастье и в горе, хочешь увидеть знак?
В доме пустом рыдает Мидори, выскользнул в люк «Толстяк».

Разницы нет в сердцах или в храме – если везде зола.
В дивном соборе, что в Ураками, плачут колокола.

Где зубцы горизонта кровят пеленой заката,
Где великая степь взлетает в зенит горами,
Сумасшедший садовник творил и мечтал когда-то,
А потом опадали на землю мечты плодами.

Бриллиант ледников бесподобен, волшебен, чуден,
С убелённых отрогов бегут ледяные воды.
Из великой степи приходили в предгорья люди,
Чтобы к нёбу прижать холодок золотого плода.

Лабиринтом ущелий петляя походкой лисьей,
Кашемировой тканью скрывая иной испод,
Полуночные твари взбирались в седые выси,
Чтоб украдкой отведать заветный волшебный плод.

Жерновами эпох стёрты в пыль календарные даты,
Тишина поглотила журчанье струящихся вод.
Разнотравьем наполнено сердце старинного сада,
Паутиной иссохших ветвей оплетён небосвод.

Где под тусклой луной горделиво в зенит взлетает
Череда острых скал воплощеньем земной красоты.
Где потомки великих батыров сошлись в курултае
Существует закон: не бывает плодов без мечты.

А сегодня я видел картину: под первой зарёю
Шебутная девчонка с вихрами рыжее рассвета
Забегает на холм с затаённой заветной мечтою,
И в ладошку ей падает плод золотистого цвета.

Если лошадь сдохла, всадник бесполезен Орде.
Значит жребий выпал степь пахать и сеять овёс.
А потом жениться, завести супругу, детей,
Обрасти хозяйством, позабыв сияние звёзд.

Если лошадь сдохла, научись стоять на ногах.
Заложи фундамент посреди зыбучих песков.
Не забудь напиться, алкоголь купирует страх.
Пашня, плуг и водка – твой удел отныне таков.

Ты натрёшь мозоли за полуистёртый алтын
И поймёшь однажды, что такая жизнь навсегда.
«Ну вставай, родная, – тёплый круп обнимет твой сын. –
Нам нельзя сдаваться, мы теперь с тобою Орда».

Небо сгорает в пламени звездопада.
Вслед за босыми ступнями несётся время.
Девочка рыжевата и конопата.
Девочка на скале ожидает Грэя.

Между водой и небом в тисках зажато
Солнце висит над морем японской сливой.
Девушка ищет принца, супруга, брата.
Девушка ранним утром бежит к заливу.

Волны покрыты флёром стального блеска.
Бег возле моря уже не надежда – принцип.
Женщина в тридцать два до сих пор невеста.
Женщина больше не верит в судьбу и принцев.

Женщина в тридцать два до сих пор красива.
Принцы и капитаны сидят в гулаге.
И развевают ветра над больной Россией
Сшитые из парусины цветные стяги.

Захлопнуты двери, дубовые ставни закрыты.
На улицах Ковентри стелется вязкий туман.
Ритмично стучат по намокшему камню копыта,
Питая фантазии ветреных ковентричан.

Весьма грациозна, изящна, безумно красива,
Сестра горожанам, великому эрлу жена.
По городу едет волшебная леди Годива:
Она совершенна и полностью обнажена.

Эпоха страданья. Болезни. Война на пороге.
Казалось, совсем неуместен подобный бедлам.
Причина довольно банальна – большие налоги.
Не любят нигде горожане платить по счетам.

Смесь чванства и лени. Как это сегодня знакомо.
Внутри серых комнат нахохлились грусть и тоска.
И только фигура окно распахнувшего Тома
Мне в этой печальной картине невольно близка.

Он прост и брутален, не ищет особой награды,
Силён, работящ и не верит в дурные места.
Смотреть на живую легенду из первого ряда:
Скажите по чести, не в этом ли, братцы, мечта?

Здравствуй старый друг, передаю приветы.
Je suis desole, что письма шлю нечасто.
У меня сейчас ещё в разгаре лето,
А в России в сентябре ненастно.

Говорят, что ты смирился с новой властью,
В Петрограде публикуешь чудо-сказки.
При советах человека место красит,
Жаль, давным-давно затёрты краски.

А во Франции всё как-то по-иному,
Под Марселем даже в воздухе свобода.
Лишь порой обуревает тяга к дому,
За границей я четыре года.

Приезжай, попьём вина с фламандским сыром.
Здесь бургундское со вкусом карамели.
Насладимся первосортным эликсиром
И пойдём по городу под хмелем.

Представляешь, тут совсем другой порядок,
Тех, кто выпил, не вывозят в околотки.
Да и девушки по высшему разряду.
Жаль, гарсон не наливает водки.

Пишет пресса, что у вас ещё воюют.
Береги себя, mon cher, не лезь в окопы.
Жизнь одна. Увы, нельзя купить другую.
Храбростью на годы не накопишь.

Море гонит к волнорезам много сажи,
Поутру оно шумело и стенало.
Я лежу совсем один на целом пляже,
Расстелив большое покрывало.

Ромул зарезал Рема. Чуть позже основан Рим:
Фортификация с фундаментом на крови.
В море плывёт трирема, чей довод неоспорим.
Ultima ratio типичной братской любви.

Пенится гладь морская. Бриз тормошит океан.
In commercium bonum здесь нет границ и стен.
Море объединяет торговцев из разных стран.
Где-то за горизонтом высится Карфаген.

Право правителей – слать на убой солдат,
В братских могилах много свободных мест.
Шагом решительным входит Катон в сенат
С формулой силы «Carthago delenda est».

Консул Катон спокоен. Республику ждёт война.
Орлы на штандартах нахохлились как грачи.
Каждый приличный воин знает – права страна.
Всё по стандарту: Бойся. Смирись. Молчи.

Смерть будет после. Где-то в бою придёт.
(Чтоб понимали – порядок несокрушим.)
Гладием острым вспорет тебе живот.
Omnis mortalis. Радуйся! Вечен Рим!

Ferro ignique по городам чужим
Движется войско, что всех иных сильней.
Люди привыкли, что неподсуден Рим.
Только по-свойски жалко убитых детей.

На италийских пажитях выращен симулякр,
Силы неизмеримой хищник среди овец.
Но родился однажды Флавиус Одоакр,
И доминанте Рима вдруг наступил конец.

Краски эпохой стёрты. Парки сплетают нить.
Марс отнимает разум спустя мириады дней.
Грузно летят самолёты с миссией Харьков бомбить,
В патриотических фразах прячутся смерти детей.

Город-надгробие, заложенный на крови,
Мстительным призраком встал из болот опять.
Горько и больно мне, что в мире есть Третий Рим.
Радует искренне, что четвёртому не бывать.