Напутственная речь гарвардским выпускникам

Президент Фауст, члены Гарвардского общества и Попечительского совета, члены факультета, полные гордости родители и, конечно же, выпускники.

Прежде всего хочу сказать вам спасибо. Мало того что Гарвард почтил меня великой честью, так еще и несколько недель страха и тошноты при мысли о том, что буду произносить эту напутственную речь, заставили меня сбросить вес. Со всех сторон выигрышная ситуация! Теперь все, что мне нужно сделать, – это несколько раз глубоко вдохнуть и, прищурившись на обилие красных флагов, притвориться, что я выступаю на гриффиндорском конвенте, состоящем из самых образованных в мире людей.

Произнесение напутственной речи накладывает огромную ответственность – по крайней мере, я так думала до того, как вспомнила о своем собственном университетском выпуске. В тот день с речью для нас выступала уважаемый британский профессор философии баронесса Мэри Уорнок. Размышления о ее речи необычайно помогли мне написать собственную – ведь выяснилось, что я не помню ни слова из того, что она говорила. Это открытие вызвало у меня облегчение и избавило от страха, что я могу ненамеренно отговорить вас от многообещающих карьер в бизнесе, юриспруденции и политике в пользу головокружительной перспективы превращения в игривого* мага.

Вот, видите? Даже если вы в итоге запомните из моей речи одну-единственную шутку про игривого мага – я уже обойду Мэри Уорнок. Достижимые цели – первый шаг на пути самосовершенствования.

Честно говоря, я просто голову сломала, когда пыталась решить, что же мне сказать вам сегодня. Я спросила себя, о чем бы мне самой хотелось знать, когда я оканчивала университет и чему важному я научилась за двадцать один год, прошедший между тем днем и сегодняшним.

В итоге я нашла два ответа. В этот замечательный день, когда мы собрались, чтобы отпраздновать ваш академический успех, я хочу поговорить с вами о преимуществах провала. И в момент, когда вы стоите на пороге того, что иногда называют «реальной жизнью», я буду превозносить чрезвычайную важность воображения.

Выбор этих тем может отдавать идеализмом или парадоксальностью, но я прошу вас потерпеть и выслушать меня.

Оглядываясь сейчас, в сорок два года, на двадцатиоднолетнюю выпускницу, которой я когда-то была, я чувствую себя немного неловко. Тогда, полжизни назад, я с трудом балансировала между тем, чем хотела заниматься сама, и тем, чего от меня ожидали мои близкие.

Я была убеждена, что хотела только одного – писать романы. А мои родители, оба вышедшие из бедных семей и никогда не учившиеся в колледже, считали мое богатое воображение забавной причудой, которая не поможет расплачиваться по закладным и обеспечить себе пенсию.

Они надеялись, что я получу техническое образование, я же хотела изучать английскую литературу. В итоге был достигнут компромисс, который, как выяснилось, никого не удовлетворил: я стала изучать современные языки. Но как только машина моих родителей скрылась за поворотом, я тут же бросила немецкий и погрузилась с головой в античность. Не припомню, говорила ли я родителям, что изучаю античную литературу, – вполне вероятно, что впервые они об этом узнали в день выпуска. Вряд ли им могло бы прийти в голову что-либо, что ещё меньше греческой мифологии могло бы помочь войти в мир успеха и достатка.

Хочу пояснить в скобках, что вовсе не виню своих родителей за их отношение к вопросу. Срок претензий к родителям за выбор неверного направления быстро истекает: как только вы становитесь достаточно взрослыми, чтобы самим встать у штурвала, ответственность лежит только на вас. Более того, я не могу осуждать родителей за их надежду на то, что я никогда не испытаю бедности. Они сами были когда-то бедными – а спустя несколько лет и я испытала бедность, и совершенно согласна с ними в том, что это – отнюдь не облагораживающий опыт. Бедность сопровождают страх, стресс и иногда депрессия; она означает тысячи мелких унижений и трудностей. Если удается выкарабкаться из бедности благодаря собственным усилиям – это действительно то, чем можно гордиться, но сама бедность может быть романтичной только в глазах дураков.

Больше всего в вашем возрасте я боялась не бедности – я боялась провала. Несмотря на то что у меня было совсем мало мотивации к учебе – в университете я проводила гораздо больше времени в кафе, за написанием своих историй, чем на лекциях, – у меня хорошо получалось сдавать экзамены, и на протяжении нескольких лет это было основным мерилом успеха – как моего собственного, так и успеха моих сверстников.

Я не настолько глупа, чтобы вообразить, что вы благодаря своей молодости, одаренности и хорошему образованию избежали трудностей и сердечных ран. Талант и ум никогда еще не служили прививкой от капризов фортуны, и я ни на минуту не могу предположить, что каждый из вас наслаждается совершенно безбедным и безмятежным существованием.

В то же время сам факт вашего выпуска из Гарварда говорит о том, что вы не очень хорошо знакомы с провалом. Вами может двигать страх провалиться в той же степени, что желание достичь успеха. Но на деле ваше представление о провале может оказаться вполне схожим с видением успеха обычных людей – так далеко вы продвинулись по стезе академических достижений.

В конце концов, все мы должны определить для себя, что же такое провал, однако окружающий мир всегда с удовольствием вам с этим поможет, если вы ему позволите. Думаю, справедливо будет сказать, что через семь лет после моего окончания университета, я, по любым общепринятым представлениям, испытала грандиозный провал. Мой неприлично короткий брак рухнул, я была безработной матерью-одиночкой и обеднела настолько, насколько это вообще возможно в современной Британии – если не говорить о бездомных. И родительские, и мои собственные опасения воплотились в жизнь – я оказалась полной неудачницей, по всем стандартам.

Я не собираюсь рассказывать вам сейчас о том, как это весело – быть неудачником. Тот период в моей жизни был черной полосой, и я даже не подозревала тогда, что это окажется сказкой с хорошим концом – как впоследствии всегда описывалось в прессе. Я не знала, как долго мне придется идти по этому черному туннелю и существует ли в реальности свет в его конце – или же это только пустая надежда.

Так почему же я рассказываю о преимуществах провала? Просто потому, что провал избавляет от всего наносного. Я прекратила притворяться, что я – не то, что я есть на самом деле, и сосредоточила все свои силы на завершении единственного дела, которое имело для меня значение. Если бы я достигла успеха в чем-то еще, я, возможно, так и не набралась бы решимости на достижение цели в том, к чему я по-настоящему чувствовала склонность. Я стала свободна, потому что мой величайший страх уже осуществился – а я все еще жила, и у меня все еще были дочь, которую я обожала, старая пишущая машинка и большой замысел. Так каменистое дно жизни оказалось фундаментом, на котором я ее заново построила.

Возможно, вы никогда не испытаете такого падения, как я, но определенные неудачи в жизни неизбежны. Невозможно жить, не терпя неудач ни в чем, если только вы не живете так осмотрительно, словно и не живете вовсе, а это само по себе провал.

Провал подарил мне внутреннюю защищенность, какой я никогда не испытывала, успешно сдавая экзамены. Провал научил меня вещам, которым бы я никогда не научилась другим способом. Я обнаружила, что у меня сильная воля и больше внутренней дисциплины, чем я думала; также я выяснила, что у меня есть друзья – и они воистину ценнее всех сокровищ.

Осознание того, что ты поднялся с самого дна и стал мудрее и сильнее, навсегда дает уверенность в способности выжить. Невозможно по-настоящему познать самого себя и истинную цену отношений с людьми, пока то и другое не подвергнется испытанию бедствиями. Такое знание – истинный дар, какой бы дорогой ценой он ни достался, и он ценнее для меня, чем любой другой полученный мной опыт.

Если бы у меня была машина времени или хроноворот, я бы сказала себе двадцатиоднолетней, что жизнь – это не перечень достижений и приобретений. Ваша профессия, ваш послужной список – еще не вся ваша жизнь, хотя вам могут встретиться люди моего возраста и старше, которые не видят разницы. Жизнь сложна, запутанна и не поддается абсолютному контролю; если у вас хватит скромности принять этот факт, вы сможете пережить превратности судьбы.

Вы могли подумать, что я выбрала своей второй темой важность воображения из-за той роли, что оно сыграло в возрождении моей жизни, но это не совсем так. И хотя я до последнего вздоха буду защищать ценность сказок на ночь, я научилась ценить воображение в гораздо более широком смысле. Воображение – это не только уникальная человеческая способность представить то, чего нет, которая приводит к открытиям и нововведениям. В его самом, возможно, преобразующем и разоблачительном проявлении – это сила, позволяющая сочувствовать людям, опыта которых нам не дано разделить.

Одно из наиболее жизнеформирующих переживаний случилось со мной ещё до Гарри Поттера, хотя оно в значительной мере сказалось на содержании написанных впоследствии книг. Это откровение пришло ко мне с одним из занятий молодых лет. Несмотря на то, что в обеденные часы я удирала писать рассказы, на оплату аренды в свои двадцать я зарабатывала в следственном управлении лондонского офиса Amnesty International.

Там, в своем кабинетике, я читала наспех нацарапанные письма, конрабандой вывезенные из тоталитарных режимов мужчинами и женщинами, которые рисковали свободой, чтобы рассказать миру о том, что с ними происходило. Я видела присланные друзьями и родственниками фотографии тех, кто пропал без следа. Я читала свидетельства жертв пыток и видела фотографии их ран. Открывала рукописные записи живых свидетелей ускоренных судопроизводств и наказаний, похищений и изнасилований.

Многие из моих коллег ранее были политзаключенными, изгнанными из своих домов или бежавшими в ссылку, – и все оттого, что опрометчиво позволяли себе иметь собственные соображения по поводу правящих сил. Среди посетителей нашего офиса были те, кто приносил сведения, и те, кто пытался узнать, что случилось с людьми, которых они вынужденно оставили позади.

Никогда не забуду жертву пыток из Африки – юношу, не старше меня тогда, который сошел с ума после всего, что ему пришлось вынести на родине. Рассказывая на видеокамеру о причиненных ему зверствах, он неконтролируемо дрожал. Он был выше меня на фут, но казался уязвимым как дитя. Мне поручили проводить его до метро, и на прощание этот человек, чья жизнь была растоптана человеческой жестокостью, с удивительной любезностью взял меня за руку и пожелал грядущего счастья.

И пока живу, буду помнить, как, идя по пустому коридору, внезапно услышала из-за закрытой двери крик боли и ужаса, какого с тех пор ни разу не слышала. Дверь открылась, и выглянувшая сотрудница велела мне бежать и приготовить горячий напиток для молодого человека, что был с ней в комнате. Она только что рассказала ему, что в отместку за его высказывания против правящего режима, была схвачена и казнена его мать.

Каждый рабочий день напоминал мне, двадцатилетней, как мне повезло родиться в стране с демократически избираемым правительством, где каждый имеет право на юридическую защиту и публичное расследование.

Каждый день я видела все больше свидетельств зла, которое люди обращают на себе подобных, чтобы заполучить или удержать власть. У меня начались кошмары, настоящие кошмары о том, что я видела и слышала, о чем читала.

Но в то же время я больше узнала о человеческой доброте, чем когда-либо до этого.

Amnesty побуждает тысячи людей, которых никогда не пытали и не заключали в тюрьму за их взгляды, действовать во благо тех, кто пострадал. Объединяющая сила человеческого сочувствия спасает жизни и освобождает узников. Обычные люди, чьи безопасность и благосостояние гарантированы, огромными группами собираются вместе, чтобы спасти людей, которых они не знают и никогда не встретят. Мое скромное участие в этом процессе принесло понимание того, как невелики мои собственные заслуги, и вдохновило на будущее.

В отличие от прочих существ, населяющих нашу планету, человек может учиться и понимать без личного опыта. Он может представить себе мысли других людей, вообразить себя на их месте.

Разумеется, эта сила, как и придуманный мной вариант магии, нейтральна с точки зрения морали. Можно использовать эту способность, чтобы следить и манипулировать, так же как и для того, чтобы понимать и сострадать.

А многие предпочитают вообще не упражнять свое воображение. Их выбор – оставаться в комфортных границах собственного опыта и даже не пытаться предположить, каково это – родиться другим. Они отказываются слышать крики и заглядывать в клетки, они закрывают ум и душу для любого страдания, кроме собственного, они отказываются знать.

Можно было бы позавидовать тем, кто может так жить, но я не думаю, что у них меньше кошмаров. Выбирая жизнь в закутках, можно дойти до умственной боязни больших пространств, а это приносит свои страхи. Мне кажется, что те, кто намеренно обуздывает свое воображение, видят больше чудовищ. Они больше боятся.

Но что хуже – те, кто выбирает не проникаться чувствами других, позволяют появиться настоящим изуверам. Ведь даже если мы не причиняем явного зла сами, наше равнодушие вступает со злом в сговор.

Одна из множества идей, открытых мне античной литературой, в которую я углубилась в восемнадцать лет в поисках чего-то неопределимого, была записана греческим автором Плутархом: «Развитие внутреннего мира изменяет внешний».

Потрясающее утверждение, которое, однако, тысячекратно подтверждается каждым днем жизни. Оно также выражает нашу неминуемую связь с внешним миром, тот факт, что самим своим существованием мы затрагиваем чужие жизни.

Но можете ли вы, выпускники Гарварда 2008 года, больше соприкасаться с жизнями других? Ваш ум, готовность к напряженной работе, заслуженно полученное образование дают вам исключительное положение в обществе, так же как и исключительный уровень ответственности. Даже ваше гражданство выделяет вас среди остальных. Большинство из вас – часть единственной уцелевшей сверхдержавы. То, как вы голосуете, протестуете, какое давление оказываете на свое правительство, отражается далеко за пределами границ. Это ваша привилегия и ваше бремя.

Если вы выберете использовать свое положение и влияние, чтобы поднять голос за тех, у кого его нет, отождествлять себя не только с власть имущими, но и с бесправными, если сохраните способность вообразить себя на месте лишенных ваших привилегий, тогда прославлять ваше существование будут не только гордые вами семьи, но и тысячи и миллионы людей, чью жизнь вы изменили к лучшему. Нам не нужна магия, чтобы изменить мир. Нужная для этого сила уже внутри нас – сила вообразить лучшую действительность.

Я уже почти закончила. Последнее мое пожелание вам – обрести то, что уже было у меня в двадцать один год. Друзья, вместе с которыми я оканчивала университет, прошли со мной по жизни. Они – крестные моих детей и люди, к кому я могла обратиться в час невзгод. Друзья, слишком добрые, чтобы засудить меня за использование их имен для Пожирателей Смерти. К выпускному нас связывало огромное взаимное расположение, общий опыт ушедшего безвозвратно времени, ну и, разумеется, осознание того, что некоторые из фотосвидетельств невероятно поднимутся в цене, если кто-то из нас станет претендовать на пост премьер-министра. Так что сегодня я не смогу пожелать вам ничего лучшего, чем такая дружба.

Ну а завтра, даже если вы не припомните ни одного моего слова, вы вспомните слова Сенеки, еще одного римлянина, встреченного мной на просторах античной литературы – в побеге прочь от карьерных лестниц навстречу древней мудрости:

Жизнь подобна истории: важно не то, насколько она длинна, а то, как она хороша.

Желаю вам прожить хорошую жизнь.

Спасибо за внимание.

Перевод – Наталья Егорова (tatly), Виктория Дегтярева (sige_vic).